уже взрослый человек. И ты тоже, Илзе. Ты тоже уже взрослая. Ты сама сегодня говорила, что мне придётся изменить свою жизнь ради ребёнка, чтобы подстроиться под него. Но маленького человека хотя бы в чём-то можно подстроить под себя, и то — не факт. А взрослого ты как подстроишь? Тони почти сорокет, Илзе. Потому спроси себя: готова ли ты, именно ты, готова ли снова подстраиваться под Тони?
— Габи, — простонала я, желая немедленно разрыдаться и обрушить на свою подругу не только поток слёз, но и всё-всё, что скопилось у меня внутри, — Габи, мы с ним виделись…
Габриеля медленно и тяжело вздохнула, отчего её грудь и моя голова, лежащая на этой груди, сначала высоко поднялись, а затем неторопливо опустились.
— Этого следовало ожидать, — сказала Габи. — Ну, виделись и виделись. Только не грызи себя. Слышишь?
— Не могу…
— Можешь.
— Не могу. И не знаю, как мне прожить этот год…
Габи глянула в окно — в том направлении, где находился посёлок таун-хаусов.
От одного из них у меня был ключ. И я отчаянно вжимала его в ладонь, надеясь раздавить, но в самом деле причиняла боль только себе.
— Я тоже не знаю, как мне прожить этот год, — произнесла Габи и почему-то засмеялась. — Весёлый нам двоим предстоит год, подруга. Но ты хотя бы напиться можешь. Радуйся хотя бы этому.
Я засмеялась через силу, а потом уже стала смеяться по-настоящему. Потому что Габи была права. Как всегда, она, к моему сожалению, была во всём права.
Глава 14
На следующий день я выпросила машину у Андриса, которую он берёг не меньше, чем любые другие свои ценности — нотные записи месс и концертов, коллекцию редких музыкальных пластинок, полное собрание сочинений Гессе в оригинале. Если оценить всё вместе, их самая скромная стоимость превысит стоимость нашего старенького Golf’а раза в два. Однако Андрис был щепетилен во всём и к каждой своей вещи относился с уважением. За машиной ухаживал тщательно и лично, без нужды не использовал её. И всё же ради гостеприимства отдал мне ключи.
Мы с Габи погрузились в авто, предварительно выслушав лекцию Андриса о том, как вести себя на дороге и куда звонить в случае поломки. Хотя ехали мы всего лишь в Юрмалу. Это в получасе езды от Риги. Туристический сезон там начинался в конце весны, а сейчас в курортном городе стояли тишь и запустение, но мы всё равно решили прокатиться.
Как-то минувшим летом я попробовала навестить побережье. Также на машине поехала одна в Юрмалу. Однако я быстро устала от суматохи. Конечно, это место не шло ни в какое сравнение с пляжами Крыма или Краснодарского края — Юрмала не бывала настолько густо перенаселена, да и пляжи там совершенно иные. Белоснежные, чистые, холёные, и тянутся на тридцать непрерывных километров, а по берегу — домики-сказки, многие из которых можно снять для отдыха, частично или целиком.
Андрис предупреждал меня, что на море лучше ехать в Лиласте или Саулкрасты. Эти местечки тоже находятся на берегу Рижского залива, и пляжи там такие же, как в Юрмале. Но я помню, как мама рассказывала мне о том, что когда-то давно, когда папа был ещё жив, мы всей семьёй отдыхали в Юрмале. Моих воспоминаний об этом не осталось совсем. И я захотела попробовать как-нибудь оживить их. Из моей затеи ничего не вышло. Зато я вдоволь надышалась солёно-сладким воздухом Юрмалы.
И вот снова перед глазами простирался влево и вправо бесконечный, запорошенный снегом, песчаный пляж. Я впервые видела обледенелые снежные глыбы, прибитые водой к берегу. Мерные волны наступали на них и откатывались. Мы с Габи шли на почтительном расстоянии от бодрящей Балтики, со всех сторон нас обдувал ветер.
Габи почти посинела от холода, но её зачарованный синий взгляд грел нас обеих. Я и сама была зачарована: чистейшая белая равнина, снежный край моря, и ни одной живой души, кроме нас. Лишь вдалеке мы разглядели пару, гуляющую с собакой. А лёгкие буквально затопило кислородом, родившимся среди юрмальских сосен.
— Илзе, — сказала Габриеля, — ты счастливейший человек!
— Почему? — улыбнулась я.
— Ты живёшь в получасе от моря и ещё спрашиваешь «почему»? Сколько раз ты здесь купалась?
— Если не считать детства, ни одного.
— Ну и дура! — со смехом выпалила Габи и со всех ног бегом бросилась вперёд по белому снегу.
Я быстро догнала её. Мы хохотали, держась друг за друга, чтобы не упасть. Наш смех заглушал ветер. Мы надышались им до красных щёк и ломоты в зубах. Пошли греться в кафе.
На улочках тоже было безлюдно, а в кафе мы оказались единственными гостями.
Нам принесли два молочных супа с рыбой и два десерта — хлебный суп и порцию буберте. Заказ делала я. И мне пришлось потрудиться в убеждении Габи, что всё это съедобно, потому что при словосочетании «манная каша» её скривило, как и большинство людей, помнящих советское детство, а молоко и рыба ей показались вовсе несочетаемыми продуктами. Про десертное блюдо с название «суп» она вообще слышать не хотела и от кровяных блинчиков отказалась наотрез, как я не упрашивала.
В самом деле, ничего страшного в национальной латышкой еде совершенно нет. Латыши питаются просто и без изысков, но, пожалуй, в креативности эта кухня преуспела. По крайней мере, по части соединения самых разных ингредиентов и в использовании вторичных продуктов животноводства.
— Впрочем, если вспомнить из чего состоит ливерная колбаса — излюбленный деликатес советских граждан, — ввернула я, с удовольствием уплетая густой наваристый суп на рыбно-молочном бульоне с тёртой картошкой, — то все вопросы о блинчиках из свиной крови отпадут сами собой.
— Даже не пытайся агитировать, — стойко держалась Габи, хотя горячая и весьма необычная уха всё-таки пришлась ей по вкусу. — Ливерная колбаса хотя бы называется ливерной, а не «колбаса из всего, что не добили, не выбросили и стыдно было отдать поросятам».
— Зато честно. Тебе бы стало легче, если бы их назвали «блинчики а-ля руж»?
— Пожалуй, да, — ответила Габи. — Но я бы всё равно поинтересовалась, из чего они сделаны. Особенно после того, как мы с Вовой как-то пошли в ресторан, и я там заказала «Лампочки Алладина». Главное, ем и понять не могу — это вообще что? Сало — не сало, мясо — не мясо… Ну, вот и додумалась спросить у официанта.
— И что же это было? — я даже есть прекратила на некоторое время.
— Догадайся.
— Я не знаю… Почки?
Габи, хитро прищурившись, отрицательно
